Протесты в Казахстане и те события, что последовали за ними, смогли стать неожиданными лишь для тех, кто об этой стране имел очень отдаленное и стереотипное представление, сформировавшееся через посредничество российских СМИ и нечастого казахстанского официоза. В реальности же, социальные протесты разнообразного происхождения, от недовольства зарплатами в нефтегазовой сфере до конфликтов мелких предпринимателей, покупающих уголь на больших угледобывающих предприятиях и до насильно выселяемых с полицией самостроев на окраинах больших городов, давно показывают, говоря образно, повышенную температуру казахстанского общества. Известными за пределами Казахстана становились очень немногие из событий, где протесты были массовыми, противостояние не заканчивалось быстро, проливалась кровь. Как, например, в Жанаозене в 2011 году. Для массового же восприятия, по крайней мере в Украине, Казахстан выглядел как «остров стабильности, с хорошим уровнем жизни, нормальными отношениями с Россией и авторитетным Назарбаевым, на котором всё держится». Изредка выныривала информация о том, что в Казахстане инициируют мемориализацию Ашарашылыка – Голода, устроенного Москвой одновременно с Голодомором в Украине в начале 30-х годов прошлого века. И было понятно, что эти регулярные социальные протесты, сплоченность, хотя бы региональная, казахов должны были проявиться раньше или позже в той или иной форме на фоне политической стагнации, борьбы кланов в руководстве и общей мировой экономической турбулентности. С сопутствующими факторами начала «Великого собирания земель русских» из Москвы и китайских интересов по периметру его границ.
Какие же, может несколько поспешные, не претендующие на абсолютную глубину, уже можно сделать выводы? Ожидаемый системный протест значительной части населения Казахстана против социальной несправедливости и ограничений гуманитарного плана (социального роста), вызванный долгим авторитарным правлением Назарбаева совпал с конфликтом внутри элит, возникшим в результате недемократического по своей форме «транзита власти». Активное и оперативное военное вмешательство РФ с применением механизма ОДКБ и под маскировкой Ташкентским пактом своей ведущей роли в интервенции в поддержку президента-наследника Токаева продемонстрировали новый характер реальности. В частности, ОДКБ разработан России как механизм поддержки и взаимопомощи клиентских авторитарных режимов; РФ выступает как ведущая политическая и милитарно-полицейская сила для стран, не сумевших выйти из-под ее влияния после развала СССР; одним из наиболее возможных форматов восстановления империи, которого желают в Кремле, является создание военно-политического союза с РФ и клиентелы в виде диктаторских режимов с возможностью для Кремля использовать потенциал этих стран, в том числе для возможности распоряжаться их экономическими ресурсами, организации агрессии против Украины и поддержки на международных площадках своей политики
Но быстрые действия Москвы, в контексте системных тоталитарных преобразований в РФ, проявляющиеся в изменениях конституции, запрете деятельности «иноагентов», политических репрессиях свидетельствуют и о том, что в Кремле всерьез озабочены как проблемой «импорта революции в РФ», так и неотвратимого «транзита власти», ожидающего Россию (естественно, что сам Путин желает пролонгировать свое пребывание при власти, более того, пример Казахстана доказывает ему, что доверять преемнику и даже частично отходить от дел для него опасно). Оба вопроса возникают для правящего режима как критические для его выживания. Поэтому проходит работа на опережение по искоренению потенциальных очагов нестабильности у российских границ и отрабатываются силовые действия, которые могут помочь удержать территории под контролем преемников, что и произошло в Казахстане. Можно говорить о том, что с одной стороны нельзя исключать инспирацию Москвой дестабилизирующих тенденций и сценариев в странах, входящих в зону «жизненно важных интересов РФ» с целью установления локального контроля над органами власти и ключевыми объектами инфраструктуры, в том числе принадлежащими или используемыми РФ (космодром «Байконур», военный полигон, урановые шахты). Это позволяет с применением сил быстрого реагирования существенно сэкономить ресурсы и сохраняет частичный (формальный) суверенитет страны на международной арене. Эти же объекты облегчают применение военной силы, делая возможным применение расположенных на них гарнизонов, подобно тому как это было в Крыму. Возможно также подключение других дестабилизирующих инструментов аж до террористических организаций (ИГИЛ или же в контексте развивающихся отношений Москвы и нового правительства Афганистана «Талибана»), формирование миграционного кризиса (подобно тому как мы наблюдали это на белорусско-польском кордоне), энергетического шантажа (апробовано Москвой с Северным Потоком 2).
Вместе с тем вполне ожидаемым стало неприятие интервенции значительной частью общества Казахстана. Очень явно было то, что действия российских интервенционных сил напрямую не были связаны с поддержкой действующей власти, а демонстрировали желание Москвы установить контроль над критической инфраструктурой Казахстана, важными предприятиями, навязать полностью кадровую политику и, в перспективе, создать особые условия влияния через русскоязычное население. И естественно это вызвало определенное сопротивление казахстанской власти. При этом проявился новейший фактор в виде негативных реакций Китая, который фактически воспринимает РФ на азиатских территориях как младшего партнера, из-за чего Пекин выразил поддержку указанной «фронде» Токаева. В результате, Казахстан требует вывода российских войск, поскольку «стабилизация закончена», риторика РФ и РК выглядит частично контраверсийнной. При чем репрессии против собственно участников протестов и потенциальных оппозиционеров приобрели широкий масштаб.
Все вышеперечисленное свидетельствует о том, что кризис в Казахстане, в который произошло вмешательство РФ (в значительной степени реактивное), является признаком глубоких изменений той части СССР, где имеет системное влияние Москва (показательной была реакция части российского общества, ориентированного на реванш на известие об интервенции: «военкоры коцы-пеговы» насмешливо писали о необходимости вмешательства, о том, что руководство Казахстана будет обращаться в РФ с просьбой ввести войска на латинской графике. Это свидетельство того, насколько глубоко сознание РФ задевает сам факт, что кто-то из бывших колоний может позволить сам решать, как и что писать без того, чтобы не оглядываться на Москву, то есть почва для реваншизма и ксенофобии в России удобрена и подготовлена должным образом). На фоне жесткой конфронтации с НАТО, невозможности навязать свою волю Украине и взять ее под контроль, формирование более или менее единой позиции Запада, противостоящего РФ в ответ на штамповку Москвой различных кризисов от миграционного до энергетического, происходит свертывание ресурсной базы режима самоизоляция. Вместе с упомянутыми выше проблемами РФ, а также возможным развитием национальных центробежных движений, системный кризис выглядит как неотвратимый (по развитию национальных движений РФ необходимо отметить, что соответствующее заявление лидеров ряда национальных оппозиционных движений народов РФ с призывом к солдатам российской армии не участвовать в подавлении казахского протеста стало весомым событием). В этой связи появляются разнообразные прогнозы и предположения, как будет реагировать руководство РФ и их партнеры. Системный кризис России и центробежные тенденции в ней могут привести к тому, что фактором для стабилизации территорий, входящих ныне в Россию, станет организация ШОС подобного тому, как таковым является ОДКБ для РФ и Казахстана. Однако это не единственный сценарий. Свободному миру надо быть готовым к тому, что «транзит власти» в России, будет вызовом, к которому надо быть готовым.
Источник: https://site.ua/dmytro.levus/kazaxstanskii-tranzit-mirazi-budushhego-rossii-iy8zve3