Российская правозащитная организация “Мемориал” 9 апреля признала арестованных украинских моряков пленными. Требует от власти содержать их в соответствии с Женевской конвенцией – как и солдат своей армии.
“Мемориал” – одна из самых влиятельных правозащитных организаций России. Занимается политзаключенными.
24 украинских военных попали в плен 25 ноября прошлого года. В Керченском проливе россияне обстреляли и захватили катера “Бердянск” и “Никополь”, буксир “Яны Капу”. Экипажи направлялись из Одессы в Мариуполь. Суд временно оккупированного Крыма постановил перевести моряков в российские изоляторы “Лефортово” и “Матросская тишина”. Всех обвинили в незаконном пересечении границы.
47-летний Андрей Опрыско – член экипажа катера “Никополь” самый старший пленный моряк. Родом из села Надитычи Николаевского района Львовской области. С женой разведен. Дома ждет мать 74-летняя Ольга Васильевна. Дочь 25-летняя Ольга и сын 20-летний Андрей живут в Киеве.
– 25 ноября ко мне пришла соседка. Сказала, что с украинскими моряками случилась неприятность, – рассказывает женщина. – В понедельник приехал глава районной администрации. Он – мой ученик. Не знал, с чего начать, как подойти. Спрашивал, как живу, как дела. Сказал, что наши моряки попали в плен. Я не верила. Потому что перед тем спрашивала у соседки, какие корабли захватили. Она сказала, что “Вышгород”. “Никополя” не было.
Надитычи – село на 300 дворов в 46 км от Львова. Местные говорят “идите прямо, увидите дом с балконом – это их”. Из хозяйства у Ольги Васильевны только куры, утка и кот Жульен. Его сын подарил матери перед тем, как пойти служить.
Контракт на службу в Военно-морских силах Андрей подписал 9 ноября 2016 года.
– Здесь военкомат направление в морфлот не давал. Андрей поехал в Одессу. Взял отношение, приехал сюда и тогда ему дали возможность проходить комиссию. Два месяца был на обучении в Николаеве. Говорил, после учений на полигоне приходили с головы до ног в болоте. Кто шел в береговую охрану, тех оставляли в Николаеве или отправляли в Бердянск. А кто на флот – тех в Одессу. Только появилась возможность подписать контракт на службу – сразу воспользовался. В 45 лет сын осуществил мечту жизни – стал моряком. Спешил, потому что говорил, что кто его после 45 лет возьмет. До этого работал начальником базы отдыха, в Испанию на работу ездил.
Ольга Опрыско показывает фото сына с внуком. Они почти равны по росту: у сына 198 см, внук Андрей на полтора сантиметра выше.
– Сначала сын служил на старом судне “Шостка”, – говорит женщина. – Где-то через год получили новые современные катера, говорили, “порошенковские”. Хотел там служить. Его не отпускали, но знакомый капитан помог на катер попасть. Андрей служил штурманом-механиком.
Сейчас я на пенсии, муж Андрей умер пять лет назад. А когда-то мы с ним учительствовали в соседнем селе Черныця, где есть школа. Я преподавала русский язык, зарубежную литературу. Муж – украинский язык и литературу. Андрей был офицером запаса. Как ввели в программу предмет “Военная подготовка”, он и его вел.
У нас все по мужниной линии Андреи – еще от прапрадеда. Немного путаница бывает, потому что все Андреи Андреевичи.
Сын с ранних лет неразлучен с водой. Мы к морю ежегодно ездили. То мужу путевку давали, то мне, то ехали к друзьям. Имели хороших товарищей в Одессе. По две-три недели у них жили. Они больше всего агитировали Андрея идти на моряка.
Он научился плавать в 4 года. Мы тогда в Евпатории отдыхали. Ходили на залив. Там вода была гораздо более соленая и теплая, чем в море. Соленость держала тело на поверхности. Андрей поплыл сам. С тех пор на берегу невозможно было удержать.
После школы речь была только о мореходном. Я отказывала. Говорила: “Андрей, мы тебя десять не имеем, только одного. Пойдешь в плавание, и что с того, что ты есть, тебя нет”. Решили, что пойдет учиться не в мореходное, а туда, где хоть как-то с морем связано. И та же моя подруга из Одессы сказала, что к ним много выпускников из Украинского института инженеров водного хозяйства (теперь Национальный университет водного хозяйства и природопользования. – ГПУ) направляют. Решили, что поступит туда. После окончания возьмет направление в Одессу, а там уже что-то придумаем.
Писал, что в камере с ним башкир сидит, хороший человек. Ежедневно переживает, думает. Андрей успокаивает. Два письма нам написал. Первое в конце февраля пришло. Второе – в марте.
Письма и фотографии лежат на столе, чтобы быть под рукой. Новых фото у женщины нет. Говорит, все на телефонах фотографии держат и не печатают. Показывает одно письмо.
“Мои дорогие мама, Оля, Андрей. Прежде всего хочу успокоить вас. Я жив, здоров. У меня все нормально…
…Здесь я много читаю. В библиотеке очень хороший выбор, есть даже редкие книги. А самое главное – широкий выбор книг о море. Ежедневно занимаюсь спортом, не даю себе расслабиться. И отсыпаюсь. Сплю, сколько хочу…
…Человек в жизни все должен попробовать. А тут такая возможность…
…Держитесь и верьте в лучшее. Я надеюсь, что с Божьей помощью мы с вами встретимся как можно скорее…”.
Письма женщине передают через адвоката Маммета Мамбетова. Дочь Ольга фотографирует и скидывает ему. Моряки пишут на украинском.
– Как он в плену, то за это время меня очень подкосило, – добавляет Ольга Васильевна. – Ежедневно одни мысли. Постоянно смотрю телевизор. Предсказать никто ничего не может. Здесь ни о чем нельзя говорить. Никто не знает, что тому Путину в голову придет.